Странный Джон[] - Олаф Степлдон

Так вот, именно на первых порах воплощения Джоном его планов мне выпало изображать расчетливого дельца. К несчастью, как я уже говорил, я был совершенно не подготовлен к этой роли, и поначалу нам пришлось расстаться с несколькими прекрасными изобретениями по цене, которая была (как мы обнаружили позднее) смехотворной.

Но, несмотря на ранние неудачи, в целом наши дела шли поразительно хорошо. Мы создали десятки необычайных приспособлений, которые с тех пор стали известны по всему миру и стали необходимыми помощниками в повседневной жизни. Общественность обратила внимание на волну мелких изобретений, которые (как говорили) продемонстрировали несгибаемость человеческой воли к жизни уже через несколько лет после войны.

Между тем наш банковский счет рос не по дням, а по часам, в то время как наши расходы оставались ничтожными. Я предложил создать мастерскую побольше на мое имя и в более подходящем месте, но Джон даже слышать об этом не хотел. Он представил ряд довольно жалких аргументов против этого плана, отчего я сначала предположил, что он намерен сохранить свою тайную пещеру исключительно из-за мальчишеской тяги к эффектам. Но когда он раскрыл истинные причины, я пришел в ужас. «Нет, — пояснил он. — Мы не можем растрачивать деньги на мелочи. Нам придется заняться игрой на бирже. Банковский счет требуется увеличить еще в сто раз, а потом в тысячу».

Я возразил, что ничего не понимаю в финансах, и мы легко можем потерять все, что имеем. Он же заверил меня, что изучил финансовый мир и заготовил несколько хитрых трюков. «Джон, — предупредил я, — это просто невозможно. В игре такого рода чистого интеллекта не достаточно. Можно полжизни потратить, пытаясь разобраться в работе фондового рынка. И все равно по большей части все будет зависеть от удачи».

Бесполезно. В конце концов, у него были причины доверять собственному суждению больше, чем моему. И, судя по всему, он взялся за дело всерьез, читая финансовые журналы и втираясь в доверие к местным брокерам во время поездок на утренних и вечерних поездах в город. Он уже не был наивным ребенком, устроившим допрос мистеру Магнату, и умел заставить людей говорить о своей работе.

«Теперь или никогда, — сказал он. — Сейчас мир вступает в эпоху расцвета, как всегда после войны. Но через несколько лет наступит спад, который заставит людей гадать, не настал ли конец человеческой цивилизации. Вот увидишь».

Я посмеялся над его предсказанием. В ответ Джон устроил мне целую лекцию об экономике и состоянии западного общества — о том, что стало лет через десять общепризнанными теориями среди самых продвинутых исследователей социальных проблем. После этого он объявил: «Мы вложим половину нашего состояния в легкую промышленность Великобритании: двигатели, электричество и так далее, потому что эти отрасли всегда развиваются сравнительно быстро. Остальное используем для игры на бирже».

«И все потеряем, я подозреваю», — проворчал я и решил попробовать иной способ убеждения. «Не слишком ли банально такое зарабатывание денег для Homo Superior? Кажется, ты все-таки тоже поражен вирусом стяжания. Иначе твое стремление не объяснить».

«Все в порядке, мой старый добрый Фидо, — успокоил меня он. (Примерно тогда он начал называть меня этим прозвищем. Когда я попытался было протестовать, он заверил меня, что таким образом он произносил слово Phaido[21], которое происходило, как он сказал, от греческого «гениальный».) «Все в порядке. Я все еще в своем уме. Мне наплевать на деньги сами по себе, но в мире Hom. Sap. есть только один быстрый способ получить власть — получить деньги. А значит, мне нужны деньги, и очень много. Не фыркай! Мы неплохо начали, но это только начало».

«А как же «развитие духа», о котором ты столько говорил?»

«Это моя конечная цель, так и есть. Но ты, кажется, забываешь, что я всего лишь ребенок, к тому же неразвитый, особенно в том, что по-настоящему важно. Я должен сделать все, что могу, прежде чем браться за вещи, которые пока не умею делать. Я могу готовиться — получая, во-первых, опыт, а, во-вторых, независимость. Понимаешь?»

Его решимость, очевидно, была непоколебима. С тяжелым сердцем я согласился выступить в качестве финансового агента Джона. И когда он, вопреки моим советам, начал настаивать на участии в ряде самых диких финансовых операций, я вынужден был признать, что как дурак посчитал его кем-то большим, чем просто ребенком, пусть и умным не по годам.

Интерес в финансовых операциях возник не столь спонтанно, как тяга к изобретательству. И, в конце концов, оба вида деятельности становились более посвящены изучению человеческого общества и установлению связей, которых становилось все больше по мере его взросления. В его операциях по покупке и продаже акций была определенная рассеянность и медлительность, которые раздражали меня как его агента. А я, хотя большая часть нашего общего состояние было записана на мое имя, не мог заставить себя действовать без его согласия.

В течение первых шести месяцев спекуляций мы потеряли гораздо больше, чем получили. Джон, наконец, осознал, что если мы продолжим в том же духе, то потеряем все. Узнав об особенно разорительной неудаче, он разразился проклятиями. «Черт! Это значит, что мне придется начать относиться к этой ужасной скучной игре серьезнее. А столько еще надо сделать, гораздо более важного для будущего. Кажется, мне может быть так же трудно побить Hom. Sap. в этой игре, как человеку — превзойти обезьяну в акробатике. Человеческое тело так же не приспособлено для джунглей, как мой разум, может быть, не приспособлен для джунглей финансового мира. Мне придется придумать какую-то хитрость, так же, как человечество придумало способ обойти сложности акробатики».

Совершив по неопытности какую-нибудь серьезную ошибку, Джон никогда не пытался скрыть это факт. Так и в этот раз он спокойно признал, не пытаясь ни обвинять, ни оправдывать себя, что он, превосходивший силой своего интеллекта любого человека, был обманут мелким мошенником. Один из его знакомцев, видимо, предположил, что за интересом Джона к спекуляциям стоит неизвестный взрослый человек с деньгами, которые он хотел бы вложить, и использовавший ребенка как шпиона. Мошенник старался поддерживать с Джоном дружеские отношения и между делом болтал о своих финансовых «начинаниях» — при этом взяв с мальчика слово никому о них не рассказывать. Таким образом Homo Sapiens совершенно запудрил мозги Homo Superior. Джон настаивал на том, чтобы я вкладывал крупные суммы денег в предприятия, которыми заведовал его друг. Сначала я отказывался, но Джон убедил меня в том, что его «источник гарантировал невероятный куш», и, в конце концов, я сдался. У меня нет желания перечислять все наши злополучные вложения. Достаточно сказать, что мы потеряли все, чем рискнули, после чего «друг» Джона исчез.